21 октября 2006 г.
«ТБО: еще одна химера».
Университетская Роща кафе "Кукушка", 14 часов

28 ноября 1947. – Как делается Тело без Органов?

глава из книги Жиля Делеза и Феликса Гваттари Mille Plateaux - Капитализм и Шизофрения т.2, 1980.
(перевод c французского Евгении Богдан)

[номера в скобках указывают на примечания в конце текста]

Во всяком случае, их у вас есть одно (или несколько), не потому, что оно пред-существует или дано готовым – несмотря на то, что оно в некотором смысле пред-существует – но, у вас уже есть одно такое сделанное, вы не могли бы хотеть без того, чтобы себе не сделать его, - и оно вас ждет, это упражнение, неизбежный эксперимент, уже сделанное в тот момент, когда вы за него беретесь и не сделанное, поскольку вы за него не принялись. Но это не успокаивает, поскольку вы можете его не застать. Либо оно может быть пугающим, вести вас к смерти. Оно в той же мере не-желание, в какой и желание. Это вовсе не понятие, концепт, скорее практика, совокупность практик. Тело без Органов, мы не достигаем его, его невозможно достичь, мы никогда не перестаем до него добираться, это предел. Говорят: что это такое, ТбО – но мы уже на нем, ползем как паразиты, робко ощупываем как слепые или бежим как сумасшедшие, странники желания и степные номады. Именно на нем мы спим, бодрствуем, бьемся, бьем и бываем побиты, на нем ищем свое место, по нему мы знаем о наших небывалых счастливых моментах и легендарных провалах, проникаем и проникаемся, любим. 28 ноября 1947 года Арто объявляет войну органам: Для того, чтобы покончить с судом Божьим, «ибо свяжите меня с ним, если хотите, но нет ничего более бесполезного, чем орган». Это не только радиофонический [1] эксперимент, он и биологический, и политический, провоцирующий цензуру и репрессию в отношении себя. Corpus и Socius, политика и эксперимент. Вас не оставят спокойно экспериментировать в вашем углу.
ТбО: оно уже в пути с того момента, когда у тела достаточно органов и оно хочет как-то их расположить или избавиться от них. Длительный процесс: - от ипохондрического тела, органы которого разрушены, разрушение уже совершено, ничего больше не происходит, «Мадмуазель Х утверждает, что у нее больше нет ни мозга, ни нервов, ни груди, ни желудка, ни кишок, ей не осталось ничего кроме кожи и костей дезорганизованного тела, вот они ее собственные выражения»;
- от паранойяльного тела, где органы постоянно атакуются воздействиями, но также восстанавливаются с помощью внешних энергий («он долго прожил без желудка, без кишок, почти без легких, разорванный пищевод, без мочевого пузыря, разбитые бока, иногда он съедал по частям собственную гортань, и так далее, но божественные чудеса постоянно вновь восстанавливали то, что было разрушено….»);
- от шизо-тела, достигающего активной внутренней борьбы, которую оно ведет с собой против органов, ценой кататонии, ну и затем - от наркотического тела, шизо-экспериментального: «человеческий организм – это скандальная неэффективность; почему бы вместо рта и ануса, оба из которых рискуют свихнуться, у нас не быть одному поливалентному отверстию для питания и испражнения? Можно было бы замуровать рот и нос, наполнить желудок и просверлить вентиляционную дыру прямо в легких, что должно было быть сделано с самого начала [2]»;
- от мазохистского тела, мы плохо понимаем его, исходя из боли, все дело, прежде всего в ТбО; оно заставляет себя зашивать через своего садиста или проститутку; зашить глаза, анус, уретру, груди, нос; оно заставляет удивиться себе через остановку «автоматической работы» органов, содрать шкуру, как если бы органы крепились к коже, изнасиловать, придушить, так чтобы все было плотно закупорено. Откуда эта мрачная когорта зашитых, остекленевших, кататоничных, высосанных тел, в то время как тело полно радости, экстаза и танца? Итак, зачем эти примеры, почему необходимо по ним пройтись? Опустошенные тела вместо наполненных. Что произошло? Вы были достаточно осторожны? Не [в смысле, что] послушны, но осторожность [здесь] как мера, как имманентное эксперименту правило: инъекции осторожности. Многие побеждены в этой битве. Так ли это унизительно и опасно не выносить глаз для зрения, легких для дыхания, рта для глотания, языка для говорения, мозга для размышления, ануса и кишок, головы и ног? Почему не ходить на голове, не петь с помощью пазух, не смотреть кожей или дышать животом. Простая вещь, Единица (Entite), Тело наполненное, Путешествие не сходя с места, Голодание, Кожное видение, Йога, Кришна, Любовь, Эксперимент. Там, где психоанализ говорит: Остановитесь, обретите ваше я, следует сказать: Пойдемте еще дальше, мы еще не нашли наше ТбО, еще не достаточно разрушили наше я. Замените воспоминание забвением, интерпретацию – экспериментом. Найдите ваше тело без органов, научитесь это делать, это вопрос жизни и смерти, молодости и старения, радости и печали. Именно здесь все разыгрывается.
«Госпожа, 1) ты можешь связать меня на столе, крепко связать на 10-15 минут, на то время, чтобы приготовить инструменты; 2) как минимум 100 ударов хлыстом, несколько минут перерыва; 3) ты начинаешь шить, зашиваешь дыру гланд, кожу вокруг… Ты переходишь ко второй фазе: 4) у тебя есть выбор либо перевернуть меня на столе на связанный живот, но ноги сведены, либо привязать меня на отдельный столб, руки сведены, ноги тоже, все тело крепко привязано; 5) ты стегаешь мне спину, ягодицы ляжки, как минимум 100 ударов хлыста; 6) ты сшиваешь ягодицы, всю линию задницы. Крепко, двойной нитью, останавливаясь на каждой точке. Если я на столе, то ты привязываешь меня к столбу; 7) ты стегаешь мои ягодицы 50ми ударами; 8) если ты хочешь сделать пытку поизощреннее и осуществить последнюю месть, ты вонзишь иглы на всю глубину в ягодицы; 9) далее, ты можешь привязать меня к стулу, ты отхлещешь мне груди 30тью ударами и вонзишь меньшие иглы, если хочешь, можешь перед этим раскалить их докрасна, все или некоторые из них. Ты должен крепко связать меня на стуле, нужно чтобы кисти находились за спиной для того, чтобы выдавалась вперед грудь. Если я и не стала говорить об ожогах, то только потому, что должна через некоторое время пойти в гости, а они долго заживают». – Это не фантазм, это программа: сущностная разница между психоаналитической интерпретацией фантазма и анти-психиатрической программой эксперимента. Между фантазмом, самой по себе интерпретации для интерпретации и программой-двигателем эксперимента [3]. ТбО – то, что остается тогда, когда мы всего лишились. И именно то, чего мы лишаемся и есть фантазм, совокупность значимостей (signifiance) и субъективаций (subjectivation). Психоанализ делает обратное: он переводит все в фантазмы, он пересчитывает (monnayer [4]) все в фантазмах, он сохраняет фантазм и, par excellence упускает реальное, поскольку он упускает ТбО.
Кое-что должно произойти, кое-что уже происходит. Но мы никак не спутаем то, что происходит на ТбО и то, каким образом мы его себе формируем. Однако одно включено в другое. Откуда и две фазы, обозначенные в предыдущем письме. Почему это две четко разделенные фазы, тогда как [казалось бы] это одно и то же в обоих случаях, швы и удары плетью? Одна для производства ТбО, другая - для того, чтобы заставить его циркулировать, [дать] чему-нибудь произойти; однако одни и те же процессы направляют обе фазы, тем не менее, к ним необходимо вновь обратиться, обратиться дважды. Точно [здесь] то, что мазохист сделал себе ТбО в таких условиях, в которых ТбО может быть заполнено (peuple) только интенсивностями боли, болезненными волнами. Неверно говорить, что мазо ищет боли, но не менее неверно говорить, что он ищет удовольствия таким особо разорванным (suspensif) или окольным путем. Он ищет ТбО, но так, что оно не может быть заполнено и достижимо только через боль, в силу самих условий, в которых оно было создано. Боли – это популяции, банды, системы правления мазо-господина в пустыне, которую он породил и расширяет. То же касается наркотического тела и интенсивностей холода, холодящих волн. Для каждого типа ТбО мы должны спросить: 1) Какой это тип? Как оно образовано? С помощью каких средств и способов, заранее предрешающих то, что будет происходить; 2) каковы его способы, что происходит, с какими вариациями, каковы сюрпризы и неожиданности по отношению к ожидаемому? Короче говоря, между ТбО того или иного типа и тем, что происходит на нем, существует совершенно особое соотношение синтеза и анализа: синтез a priori, где что-то с необходимостью будет произведено таким-то образом, но мы не знаем точно, что будет произведено; бесконечный анализ, где то, что произведено на ТбО уже составляет часть производства тела и уже включено в него, на нем, но ценой бесконечности переходов, разделений и под-производств. Очень тонкий и сложный эксперимент, поскольку необходимо избегать как стагнации образа действия (mode), так и инерции модели (type): мазохист, наркоман постоянно обращаются к опасностям, опустошающим их ТбО вместо того, чтобы его наполнить.
Можно потерпеть неудачу дважды, и, тем не менее, это одна и та же ошибка, все та же опасность. На уровне образования ТбО, и на том уровне, где что-то происходит, либо нет. Мы решили что, у нас хорошее ТбО, мы выбрали Место, Возможность (Puissance), Коллектив (всегда есть коллектив, даже если мы одни), и ничего не происходит, не циркулирует, или что-нибудь делает так, что это прекращается. Какой-нибудь паранойяльный момент, блокирующий момент или припадок бреда, его хорошо видно в книге Берроуза младшего Speed. Можно ли определить этот опасный момент, нужно ли удалить этот ступор, либо наоборот «любить, уважать и быть как сумасшедший каждый раз, когда он образует поверхность»? Стопорить, быть застопоренным, не является ли это еще одной интенсивностью? В каждом случае определять то, что происходит и то, что не происходит, то, что заставляет происходить и то, что мешает случиться. Подобно тому, как в [теории] кругообращения мяса по Левину, что-то течет через каналы, профили которых определены дверьми, портьерами и перевозчиками [5]. Открывальщики дверей и закрывальщики люков, Малабар и Фьерабра. Тело – это просто совокупность коммуницирующих клапанов, шлюзовых камер, шлюзов, чашек или ваз: имя собственное – каждому, заселяем ТбО, Метрополис, которым нужно управлять с помощью хлыста. Что [его] населяет, что проходит и что блокирует? ТбО устроено так, что оно может быть занято, населено только интенсивностями. Только интенсивности проходят и циркулируют. Кроме того, ТбО не является ни сценой, ни местом, ни даже какой-нибудь опорой, где бы происходило что-либо. Ничего общего с фантазмом, нечего интерпретировать. ТбО заставляет проходить интесивности, оно их производит и распространяет в самом по себе интенсивном пространстве, не имеющем пространственного измерения. Оно не является пространственным даже в пространстве, это материя, которая занимает пространство в той или иной степени – той степени, которая соответствует произведенным интенсивностям. Оно является интенсивной и не-оформленной, не-стратифицированной материей, матрица интенсивности, интенсивность = 0, но в этом нуле нет ничего негативного, нет ни негативных, ни противоречащих друг другу интенсивностей. Материя равна энергии. Производство реального как интенсивная величина начиная с нуля. Вот почему мы видим ТбО как полное яйцо до [начала] развития организма и организации органов, до образования слоев (strates), интенсивное яйцо, которое определяется осями и векторами, градиентами и пороговыми величинами, динамическими тенденциями с энергетическими мутациями, кинематические движения вместе с перемещениями групп, миграциями, и все это независимо от дополнительных форм, поскольку органы появляются и функционируют здесь только как чистые интенсивности [6]. Орган меняется, переходя пороговую величину, изменяя градиент. «Органы теряют всякое постоянство, если заходит речь об их расположении или функции, (…) сексуальные органы появляются немного повсюду, (…) анусы бьют ключом, открываясь для дефекации и затем, закрываясь, (…) организм полностью меняет структуру и цвет, регулярные аллотропические вариации во второй степени… [7].»Тантрическое яйцо.
В конце концов не является ли великой книгой по ТбО Этика? Атрибуты – это виды (types) или роды (genres) ТбО, субстанций, сил (puissances), интенсивностей Ноль как продуктивных матриц. Модусы – это то, что происходит: волны и вибрации, миграции, пороговые величины и градиенты, продуктивные интенсивности того или иного вида субстанции, исходя из той или иной матрицы. Мазохистское тело как атрибут или модус субстанции и его производство интенсивностей, болезненных способов, начиная с зашивания, его нулевой степени. Наркоманское тело как другой атрибут, со своим производством специфических интенсивностей («Камеи постоянно жалуются на то, что их призывает Великий Холод, они поднимают воротники их черных пальто и сжимают кулаки против их изнуренных шей (…). Все это кинематограф: камея не хочет быть в тепле, она хочет быть в свежести, на холоде, на Великом Морозе. Но холод должен ее ожидать как наркотик: не вовне, где это не приносит ей никакого блага, но внутри нее самой, для того, чтобы она могла усесться в него спокойно вместе со своим позвоночником, зажатым как замерзший гидравлический домкрат, и [тогда] его метаболизм падает до Абсолютного нуля…») и т.д. Проблемой самой субстанции для всякой субстанции, единой субстанции для всех ее атрибутов становится [следующая]: существует ли совокупность всех ТбО? Но если ТбО уже является пределом, что можно сказать о совокупности всех ТбО? Это больше не проблема Единого и Множественного, но [проблема] объединяющейся множественности (multiplicite de fusion), которая естественно превосходит всякую оппозицию единого и множественного. Формальная множественность атрибутов субстанции, как таковая образующая онтологическое единство субстанции. Континуум всех атрибутов или родов (genres) интенсивности одного типа субстанции, или континуум интенсивностей определенного рода одного вида или атрибута. Континуум всех субстанций в интенсивности и также всех интенсивностей в субстанции. Непрерывный континуум ТбО. ТбО, имманенция, имманентный предел. Наркоманы, мазохисты, шизофреники, любовники, все ТбО воздают должное Спинозе. ТбО – это поле имманентности желания (desir), план консистенции свойственный желанию (тогда, когда желание определяется как процесс производства без отсылки к какой-либо внешней инстанции, [будь то] нехватка, которая усилила бы его, [либо] удовольствие, которое бы его заполнило).
Каждый раз, когда желание предано, проклято, вырвано из своего поля имманенции, за этим стоит священник. Священник наложил тройное проклятие на желание: [проклятие] негативного закона, внешнего правила и трансцендентного идеала. Повернувшись на север, священник говорит: Желание – это недостаток (manque) [8] (как не быть недостающим тому, чего он желает?). Священник провел первую жертву, названную кастрацией и все мужчины и женщины севера выстроились перед ним и закричали хором «недостаток, недостаток, это всеобщий закон». Затем, повернувшись к югу, священник сообщил желанию наслаждение (plaisir). Ведь существуют священники гедонисты, оргазмисты. Желание облегчится (se soulagera) в наслаждении; и не только полученное наслаждение заставило желание замолчать на мгновение, ведь получить его – это уже способ прервать его, разрядить его в один момент и избавить вас от него. Наслаждение-разгрузка: священник приносит вторую жертву названную мастурбацией. Затем, повернувшись, на восток он восклицает: Наслаждение (jouissance [9]) невозможно, но невозможное наслаждение вписано в желание. Ибо таков Идеал и сама его невозможность, «недостаток-[состоящий в стремлении] к-обладанию (manque-a-jouir), который и является жизнью». Священник приносит третью жертву, фантазм, или тысяча и одна ночь, 120 дней, поскольку люди востока пели: «да, мы будем вашим фантазмом, вашим идеалом и вашей невозможностью, ваши (les votres) и наши (les notres) тоже. Священник не повернулся на запад, поскольку он знал, что тот был наполнен планом имманенции, но думал, что это направление закупорено Геркулесовыми столбами неизвестного происхождения, не заселенными людьми. Однако именно здесь было запрятано желание, запад был самым коротким путем с востока и других вновь открытых или детерриториализованных направлений.
Наиболее недавняя фигура священника – психоанализ со своими тремя принципами, Удовольствия, Смерти и Реальности. Вне сомнений психоанализ показал, что желание не было подчинено ни зачатию, ни даже гениальности. Это был его модернизм. Но оно сохраняло свою сущность, оно даже нашло новые средства для того, чтобы вписать в желание негативный закон недостатка, внешнее правило наслаждения и трансцендентный идеал фантазма. К примеру, интерпретация мазохизма: когда мы не ссылаемся на нелепую пульсацию смерти, мы настаиваем на том, что мазохист, как и все, ищет наслаждения, но может его достичь только через боли и фантазматические самоуничижения, для того, чтобы ослабить или сделать осязаемой (conjuguer) глубинную тревогу. Это не точно; страдание мазохиста – это та цена, которую ему нужно платить не для достижения наслаждения, но для того, чтобы лишить основания псево-связь желания с наслаждением как внешней мерой. Наслаждение ни в коем случае не является тем, что можно ожидать как возвращение страдания, [скорее это] то, что должно быть максимально отсрочено, поскольку оно прерывает продолжающийся процесс позитивного желания. То, что есть радость, имманентная желанию, как если бы оно наполнялось собой и своими созерцаниями, и что оно не включает в себя никакого недостатка, никакой невозможности, которое не соизмеряется с наслаждением, поскольку именно эта радость, распространяющая интенсивности наслаждения и помешала бы им быть проникнутыми тревогой, стыдом или виной. Короче говоря, мазохист пользуется страданием для того, чтобы образовать себе тело без органов и высвободить план консистенции желания. Другое дело, что существуют иные способы и средства, чем мазохизм, и, безусловно, лучшие; достаточно того, что этот процесс подходит для некоторых.
Представим себе мазохиста, не прошедшего психоанализ: «ПРОГРАММА… разбудить ночью и привязать руки прямо к удилам с помощью цепи, либо связать после возвращения из ванной. Надеть полную упряжь, не теряя времени, повод и наручники, пристягнуть наручники к сбруе. Хлыст помещен в металлический чехол. Запрягать в упряжь на два часа в день, вечером – по усмотрению господина. Заточение на три или четыре дня, руки по-прежнему привязаны, повод натянут и ослаблен. Господин никогда не подойдет к своей лошади без хлыста и каждый раз использует его. Если проявляется нетерпение или возмущение животного, повод будет натянут сильнее, господин найдет управу и задаст трепку животному» [10]. Что же делает этот мазохист? Он как-будто изображает лошадь, Equus Eroticus, но это не так. Лошадь и господин-дрессировщик, госпожа, не являются больше образами матери или отца. Это совершенно другой вопрос, становление-животным сущностно относится к мазохизму, [это] вопрос сил. Мазохист представляет его себе так: «Аксиома дрессуры – разрушить инстинктивные силы для того, чтобы заменить их сообщенными (transmises) силами». Фактически речь идет не столько о разрушении, сколько о замещении (echange) и об обращении (circulation) («то, что происходит с лошадью может также произойти со мной»). Лошадь дрессирована: на ее инстинктивные силы человек накладывает сообщенные силы, которые упорядочат их, произведут отбор, установят над ними власть и перекодируют. Мазохист действует с помощью инверсии (inversion) знаков: лошадь сообщает ему свои сообщенные силы для того, чтобы природные (forces innees [11]) силы мазохиста были в свою очередь обузданы. Есть две серии, [серия] лошади (природная сила, сила, сообщенная человеком) и [серия] мазохиста (сообщенные лошадью силы и природные силы человека). Одна серия взрывается в другой, оборачивается другой (fait circuit avec l'autre): увеличение мощности или кольцо интенсивностей. «Господин» или скорее госпожа-всадница, наездница, гарантирует сохранение сил и инверсию знаков. Мазохист сконструировал все устройство, прочерчивающее и одновременно наполняющее поле имманентности желания, образующее вместе с собой, лошадью и госпожой тело без органов или план консистенции. «Результаты, которые необходимо получить: чем бы я ни был в постоянном ожидании твоих жестов и приказов, постепенно всякая оппозиция дает место слиянию твоей личности с моей. (…) В этом смысле необходимо, чтобы наедине вспоминал твои ботинки, даже не признаваясь себе в этом, это меня пугает. В таком случае, теперь не ноги женщин, производят на меня впечатление; и, если тебе нравится требовать от меня ласки, то когда ты их получаешь и если ты даешь [при этом] мне их почувствовать, то ты даешь мне запечатлеть твое тело, так, как если бы у меня никогда его не было и больше никогда не будет без этого.» Ноги – это все еще органы, но ботинки теперь определяют собой только зону интенсивностей как отпечаток или зону на ТбО.
Также, или скорее иначе, было бы ошибкой интерпретировать куртуазную любовь под видами закона недостатка или идеала трансценденции. Отречение от внешнего наслаждения или его откладывание, его удаление в бесконечность, свидетельствует о завоеванном состоянии, где желание не нуждается больше ни в чем, наполняется собой и строит свое поле имманенции. Наслаждение является привязанностью личности или субъекта, это единственный способ для личности «обнаружить себя» в процессе переполняющего его желания; наслаждения, даже самые искуственные (artificiels) являются ретерриторизациями. Именно в этом дело, необходимо ли разыскивать себя? Куртуазная любовь не любит я, как и не любит целый мир (univers entier) небесной или религиозной любви. Речь идет о том, чтобы сформировать ТбО там, где проходят интенсивности, так, что нет больше ни меня, ни другого, но не во имя обобщения более высокого уровня, более высокого напряжения, но через сингулярности, о которых нельзя больше высказаться как о личных, интенсивностей, о которых нельзя больше высказаться, как о расширяющихся (extensives). Поле имманентности не внутреннее относительно меня, но и не приходит больще от меня внешнего или не меня. Скорее оно напоминает абсолютное Внешнее, которое не знает больше [разных] Я, поскольку внутреннее и внешнее равно являются частями имманенции, где они и слиты. «Радость» в куртуазной любви, обмен сердцами, испытание или «натиск»: разрешено все, что не является внешним относительно желания, ни трансцендентным его плану, и не тем, что является внутренним относительно личностей. Малейшая ласка может быть такой же сильной как оргазм; оргазм – это просто факт, причем скорее досадный в сравнении с желанием, которое добивается своего права. Все позволено: единственное, что имеет значение, то, что наслаждение – источник желания как такового, Имманенция вместо меры, которая прерывала бы его или сделала зависимым от трех фантомов: внутренний недостаток, надменное трансцендентное, кажущееся внешнее [12]. Если желание не имеет наслаждение в качестве нормы, то невозможность его наполнения связана не с недостатком, который [в принципе] невозможно наполнить, а, наоборот, по причине его позитивности, то есть плана консистенции, который оно прочерчивает в ходе своего процесса развития.
В 982-984 формируется великая японская компиляция китайских даосских трактатов. Здесь мы видим образование круга обращения интенсивностей между женской и мужской энергиями, женщина, играющая роль инстинктивной или природной силы (Инь), которая скрыта от мужчины или которая передается мужчине так, что сообщенная сила мужчины (Ян) становится в свою очередь еще более врожденной: повышение мощностей [13]. Условие этого обращения и этого умножения состоит в том, что мужчина не эякулирует. Речь идет не о том, чтобы ощутить (eprouver) желание как внутренний недостаток, и не отсрочить наслаждение для того, чтобы создать своего рода большую отчуждаемую прибавочную стоимость, но, наоборот, образовать интенсивное тело без органов, Дао, поле имманенции, где желание больше не испытывает недостатка ни в чем, и, соответственно, не соотносится больше ни с каким внешним или трансцендентным критерием. Правда, все обращение (circulation) в конце концов может быть прервано зачатием (эякулировать в подходящий момент энергии); так например конфуцианство этого ждет. Но это правда является правдой только для одной стороны этого устройства (agencement) желания, той, которая повернута в сторону слоев (strates), организмов, Государства, семьи… Это больше не правда для другой стороны, стороны Дао расслоения (destratication), которое прочерчивает план консистенции, свойственный желанию как таковому. Мазохист ли Дао? Куртуазно ли дао? В этих вопросах нет ни капли смысла. Поле имманенции или план консистенции должны быть построены; поскольку он может быть таковым в очень различных социальных формациях и через очень разные, извращенные, художественные, научные, мистические, политические устройства, у которых иной вид (type) тела без органов. Он будет построен кусок за куском, места, условия, техники, не позволяя сводить себя одни к другим. Вопрос бы скорее состоял в том, чтобы узнать могут ли куски быть согласованы между собой и какой ценой. Неизбежно есть чудовищные пересечения. План консистенции был бы совокупностью всех ТбО, чистой множественностью имманенции, одним из кусков которого мог быть китайский, другой американский, средневековый, еще один – маленький извращенец, но в одном движении обобщенной детерриторизации, где каждый берет и делает все, что он может в соответствии со своими вкусами, которые ему удалось бы абстрагировать от Я, руководствуясь политикой или стратегией, которую удалось бы абстрагировать от той или иной formation [14], в соответствии с таким процессом, который был бы абстрагирован от своего источника.
Мы различаем:
1) ТбО, которые различаются по видам, родам, атрибутам субстанции, например, Холод наркоманского ТбО и болезненность ТбО мазохиста; у каждого есть своя нулевая степень как принцип производства (это remissio);
2) то, что происходит на каждом типе ТбО, т.е. способы, произведенные интенсивности, проходящие волны и вибрации (latitudo); 3) возможную совокупность всех ТбО, план консистенции (Omnitudo, который называют иногда ТбО). – Поскольку вопросов множество: не только как делается ТбО, но также как производятся соответствующие интенсивности, без которых оно не осталось бы пустым? Это не совсем один и тот же вопрос. И еще: как достичь плана консистенции? Как сшить эту совокупность, как охладить ее, как объединить все ТбО? Если это возможно, то это не сделается иначе, чем соединяя интенсивности, произведенные на ТбО, образуя континуум всех интенсивных континуальностей. Не нужны ли устройства для того, чтобы фабриковать каждое ТбО, не нужна ли великая абстрактная Машина для того, чтобы сконструировать план консистенции? Бэйтсон [15] называет [словом] плато регионы континуальной интенсивности, которые образованы так, что они не позволяют прерывать себя внешним окончанием, как и не позволяют себе двигаться в направлении кульминационной точки: так, например, как некоторые сексуальные или агрессивные процессы в балинезийской культуре. Плато – это кусок имманенции. Каждое ТбО сделано из плато. Каждое ТбО само по себе является плато, которое сообщается с другими плато на плане консистенции. Это составляющая перехода.
Перечитывание Гелиогабала и Тараумара. Поскольку Гелиогабал, это Спиноза, Спиноза, Гелиогабал воскрешенный. И Тараумара, это об эксперименте, пейотль. Спиноза, Гелиогабал и эксперимент имеют одну формулу: анархия и единство – это одно и тоже, не единство Единого, но более странное единство, которое сообщает о себе как от лица множества. Это то, что выражают две книги Арто: множественность слияния (fusion), плавкость как бесконечный ноль, план консистенции, Материя, где нет богов; принципы как силы, сущности, субстанции, элементы, ремиссия, производства; манеры бытия или модальности как произведенные интенсивности, вибрации, дыхания, Числа. И, наконец, сложность достичь этого мира коронованной Анархии, если мы остаемся при органах, «печени, которая делает кожу желтой, мозге, который сифилизирует сам себя, кишках, которые опорожняются от экскрементов», если мы остаемся замкнутыми [в пределах] организма, либо страты, которая блокирует ускользания и удерживает нас здесь в этом мире.
Постепенно мы замечаем, что ТбО никак не противоречит органам. Его врагами являются не органы. Враг – это организм. ТбО оказывает сопротивление такой организации органов, которую называют организмом. Арто и в самом деле ведет борьбу против органов, но в тоже время он ведет, он хочет ее вести именно против организма: Тело – это тело. Оно единое. Ему нет необходимости в органах. Тело никогда не является организмом. Организмы – это враги тела. ТбО вступает в конфликт не с органами, а с «настоящими органами», которые должны быть приведены в порядок и пристроены, он борется с организмом, органической организацией органов. Суд Божий [16], система Божественного суда, теологическая система, это именно дело рук Того, кто создал организм, организацию органов, которую называют организмом, поскольку Он терпеть не может ТбО, поскольку Он преследует его, вспарывает его для того, чтобы пройти вперед и пропустить вперед организм. Организм – это уже суд Божий, из которого медики извлекают пользу и властные полномочия. Организм – это совсем не тело, как и не ТбО, но [одно из] наслоений на ТбО, то есть феномен нагромождения, свертывания, отложения осадка, который навязывает ему образец, функции, соединения, доминантные и иерархические [формы] организации, трансценденции, организованные так, чтобы можно было извлечь из них полезную работу. Слои (strates) являются связками и наручниками… «Свяжите меня, если вам угодно». Мы постоянно расслоены. Но кто такие мы? Кто это такой мы, кто не является мной, если каждый субъект относится к какому-нибудь слою и зависит от него? Сейчас мы отвечаем: это ТбО, это оно, ледяная реальность, на которой сейчас образуются свои наносы, осаждения, свертывания, складки и завихрения, образующие организм – и значение (signification [17]) и субъект (sujet [18]). Именно на него давит и на нем осуществляется суд божий, оно его испытывает. Именно в нем органы вступают в соглашение, которое называют организмом. ТбО вопит: мне приделали организм! Меня как попало согнули! У меня украли тело! Суд божий вырывает его из имманентности и делает ему организм, [придавая ему] смысл и [назначая] субъектом. Это оно, расслоенное. Так и колеблется оно между двумя полюсами, поверхностями расслоения, на которых оно сворачивает с проторенного пути и подвергает себя суду, план консистенции, в котором оно разворачивается для эксперимента. И если ТбО является пределом, если мы постоянно пытаемся его догнать, то это объясняется тем, что за одним слоем всегда есть другой слой, один встроен, инкрустирован в другой. Поскольку необходимо много слоев, а не только один [слой] организма для того, чтобы вынести суд Божий [jugement de Dieu]. Вечная неистовая борьба между планом консистенции, который высвобождает ТбО, проходит через все слои и отделяет их и поверхности расслоения, которые его блокируют или приглушают.
Рассмотрим относительно нас три больших слоя, те, которые самым прямым образом лишают нас свободы: организм, значение (signification) и субъективация. Плоскость организма, угол значения и интерпретации, точку субъективации или принуждения. Ты будешь организован, ты будешь организмом, ты выговоришь свое тело, в противном случае ты будешь просто порочным человеком. Ты будешь значимым и означенным, интерпретатором и интерпретированным – в противном случае ты будешь просто отклоняющимся от нормы. Ты будешь субъектом и зафиксирован как таковой, тема разговора (sujet d'enonciation), приглушенная до изложения предмета (sujet d'enonce) – в противном случае ты будешь просто праздношатающимся бездельником. Совокупности страт ТбО противопоставляет расчленение (или n-членения) как свойство плана консистенции, эксперимент как действие на этом плане (никаких означающих, никогда не интерпретируйте!), номадизм как движение (даже на месте, двигайтесь, не переставайте двигаться, путешествие не сходя с места, десубъективация). Что значит расчленить, перестать быть организмом? Как высказать до какой степени это просто и что мы делаем это каждый день. С какой необходимой осторожностью, искусство дозировать и опасность, передоз. Не надо это делать ударами молотка, но с помощью очень тонкого лезвия. Придумываем саморазрушения, которые не совпадают с пульсацией смерти. Разрушение организма никогда не было убийством себя, но открытием тела другим соединениям, которые подменивают все устройство (agencement), циркуляции, соединения, нагромождения и пороговые величины и переходы и распределения интенсивностей, территорий и осторожных детерриторизаций, на манер землемера. В крайнем случае победить организм не сложнее, чем победить другие страты, смысла или субъективации. Значение приклеивается к душе не меньше, чем организм к телу, и [в этом случае] мы не разрушаем себя так просто. И субъект как отцепиться от нас, от мест субъективации, которые фиксируют нас, пригвождают к доминирующей реальности? Вырвать сознание у субъекта для того, чтобы сделать из него средство исследования, вырвать бессознательное у значения и интерпретации, это конечно также ни более и не менее сложно, чем вырвать тело у организма. Осторожность – общее для всех троих правило; и если случается так, что мы едва избегаем смерти, преодолевая организм, то слегка касаемся ложного, иллюзорного, галлюциногенного, психической смерти ускользая от значения или подчиненного положения. Арто взвешивает и отмеряет каждое из своих слов: сознание «знает что для него хорошо и что не годиться; и, соответственно, мысли и чувства, которые оно может встретить без опасности и с пользой, и те, которые являются пагубными для его упражнения в свободе. Главное, что оно знает до каких границ идет ее бытие и куда оно еще не ходило или не имеет права ходить, не рискуя потонуть в ирреальности, иллюзорности, несделанном и неподготовленном… План или нормальное сознание не достигают, но там, где Сигури позволяет нам его достичь, мы [видим] таинство всей поэзии. Но в человеческом бытии есть другой план, тот, темный, бесформенный, куда не вошло сознание, но который окружает его подобно неосвещенному продолжению или угрозе, в зависимости от случая. Он также высвобождает рискованные ощущения и восприятия. Это бесстыдные фантазмы, поражающие больное сознание. У меня тоже были искаженные ощущения, восприятия и я им поверил [19]».
Нужно сохранять достаточно организма для того, чтобы он воссоздавался с каждой зарей; а также небольшие запасы значения и интерпретации, их необходимо сохранять, хотя бы для того, чтобы противопоставить их собственной системе, когда обстоятельства этого требуют, когда вещи, люди, и даже ситуации к этому вынуждают; и небольшие порции субъективности, необходимо держать при себе достаточное их количество, для того, чтобы иметь возможность ответить доминирующей реальности. Изображайте, подражайте стратам. Мы не достигаем ТбО и его плана консистенции, расслаиваясь до дикости. Вот почему мы встретили с самого начала парадокс мрачных и опустошенных тел: они опустошились с помощью своих органов вместо того, чтобы искать места, где они бы могли спокойно и на время разрушить эту организацию органов, которую называют организм. Было даже несколько способов пропустить ТбО, либо нам не удавалось его произвести, либо более или менее произведя его, на нем ничего не происходило, интенсивности не проходили по нему или блокировались. То, что ТбО постоянно вибрирует между поверхностями, которые оно стратифицирует и планом, который он высвобождает. Высвободите его слишком жестким жестом, заставьте прыгать страты без осторожности, вы убьете сами себя, погруженные в черную дыру или даже вовлеченные в катастрофу вместо того, чтобы прочерчивать план. Худшее – это не оставаться стратифицированным – организованным, означенным, подчиненным – но вовлечь страты в суицидальное или бредовое обрушение, которое обрушивает их на нас, такие тяжелые, как никогда в жизни. Соответственно, вот что нужно было бы сделать: инсталироваться на одной из страт, проэкспериментировать шансы, которые она нам дает, и искать там благоприятное место, движения возможной детерриторизации, линии возможного ускользания, испытать их, укрепить здесь и там соединения потока, испробовать участок за участком континуумы интенсивностей, всегда иметь небольшой участок новой земли. Именно следуя тщательному отношению подобия со стратами мы достигаем того, чтобы высвободить линии ускользания, того, чтобы передать и избежать совместных потоков, высвободить непрерывные интенсивности для одного ТбО. Подключить, соединить, продолжить: вся «диаграмма» против все еще значимых и субъективных программ. Мы в социальной формации; посмотреть прежде всего как она стратифицирована для нас, в нас, в том месте, где мы находимся, взойти от страт к самому глубинному устройству (agencement), в которым мы оказываемся пойманы; осторожно заставить измениться положение дел в этом устройстве, провести его в стороне от плана консистенции. И только здесь ТбО проявляется себя в отношении того, чем оно является, соединением желаний, совпадением потоков, континуумом интенсивностей. Мы создали себе собственную машинку, готовую сообразно обстоятельствам включиться в другие коллективные машины. Кастанеда описывает продолжительный эксперимент (не важно идет ли речь о пейотле или же о чем-то другом): обратим на момент то как Индеец заставляет его прежде всего найти «место», уже сложная операция, затем найти «союзников», затем отказаться от интерпретации, построить поток за потоком и часть за частью траектории эксперимента, становление животным, становление молекулой, и т.д. Поскольку ТбО является всем этим: обязательно Местом, обязательно Планом, обязательно Коллективом (приводя в порядок (agencent) элементы, вещи, растения, животных, орудия, людей, силы, фрагменты всего этого, поскольку нет «моего» тела без органов, но «я» на нем, то, что остается от меня неизменного и меняющего форму, преодолевая пороги).
По ходу [чтения] книг Кастанеды может произойти так, что читатель начинает сомневаться в существовании Индейца Дона Хуана и ряда других вещей. Но это не имеет никакого значения. Даже лучше если эти книги – изложение скорее синкретизма, чем фотографии, и скорее протокол эксперимента, чем отчет об инициации, Вот что четвертая книга, Истории силы, обращает на живое различение «Тоналя» и «Нагваля». Тональ кажется несоответствующим расширением: он является организмом, а также всем тем, что организовано и организует; но он еще является значением, всем тем, что значимо и обозначено, всем тем, что поддается интерпретации, объяснению, всем тем, что можно запомнить в форме чего-то, что напоминает другое; наконец, это Я, субъект, личность, индивидуальная, социальная или историческая со всеми соответствующими чувствами. Проще говоря тональ – это все, включая Бога, суд Божий, поскольку он «создает правила посредством которых удерживает мир, соответственно он, если можно так выразиться, создал мир». Тем не менее тональ является всего лишь островом. Поскольку нагваль, он также, является всем. И это тоже самое все, но в таких условиях, что тело без органов заместило организм, эксперимент заместил всякую интерпретацию, в которой больше нет необходимости. Потоки интенсивности, их жидкиеVгазообразные тела, их волокна, их континуумы и соединение их аффектов, ветер, тонкая сегментация, микро-восприятия заменили мир субъекта. Становления, становления-животными, становления-молекулярными замещают историю, индивидуальную или общую. В действительности тональ не такой разрозненный каким кажется: он включает в себя совокупность страт, всего того, что может соотноситься со стратами, организацией организма, интерпретациями и объяснениями значимого, движений субъективации. Нагваль, наоборот разрушает страты. Это больше не организм, который существует, но ТбО, которое себя конструирует. Это больше не действия [подходящие для] объяснения, сны или фантазмы [подходящие для] интерпретации, не воспоминания из детства, слова для того, чтобы означить, но цвета и звуки, становления и интенсивности (и когда ты становишься собакой не спрашивай является ли собака, с которой ты играешь сном или реальностью, это «твоя мамашка» или еще что-то). Это больше не Я чувствую, действую и вспоминаю, это «сияющий туман, желтый и мрачный конденсат», у которого есть аффекты, который ощущает движения, скорости. Важно то, что мы не разрушаем тональ, уничтожая его враз. Его нужно уменьшить, ограничить, опустошить и только в определенные моменты. Необходимо его хранить для того, чтобы выживать, для того, чтобы отклонить атаку нагваля. Поскольку нагваль, который совершит вторжение, который разрушит тональ, тело без органов, которое сокрушит все страты, обернется тут же телом небытия, чистым разрушением с единственным исходом – смертью: «тональ должен быть защищен любой ценой».
Мы до сих пор не ответили на вопрос: откуда столько опасности? Почему с тех пор столько необходимых мер предосторожности? Дело в том, что не достаточно абстрактно противопоставить страты и ТбО. Поскольку, что касается ТбО, то мы находим его уже в слоях не меньше, чем на расслоенном плане консистенции, но совершенно по-другому. Либо организм как слой: всегда есть ТбО, которое противопоставляется организации органов, которую мы называем организмом, но есть также ТбО организма, принадлежащее этой страте. Раковое полотно: в каждое мгновение, каждую секунду одна из клеток становится раковой, безумной, быстро размножающейся и теряет свои очертания, захватывает все; необходимо чтобы организм привел его к своему правилу или рестратифицировал его, не только для того, чтобы самому выжить, но и для того, чтобы был возможен побег из организма, образование «другого» ТбО. Или тела, задыхающегося от субъективации, которая делает куда менее возможным освобождение, не оставляя [возможности] даже продолжать существовать различию субъектов. Даже если мы подумаем о той или иной социальной формации, где такой-то стратифицирующий аппарат, мы говорим, что у всего и у всех есть денежное ТбО (инфляция), но также ТбО Государства, армии, завода, города, Партии, и т.д. Если страты являются результатом сгущения, осаждения, достаточно одной разогнанной скорости осаждения в страте для того, чтобы она потеряла свой образ и свои сочленения, и образовала свою специфическую опухоль в таком аппарате. Страты порождают свои ТбО, тоталитарные и фашистские, ужасающие карикатуры плана консистенции. Следовательно, не достаточно различить заполненные ТбО на плане консистенции и пустые ТбО на развалинах страты через слишком сильную дестратификацию. Необходимо еще учитывать раковые ТбО в ставшей быстро размножаться страте. Проблема трех тел. Арто говорил, что вне «плана» был другой план, окружающий нас «неосвещенной протяженностью или угрозой, в зависимости от случая». Это борьба, которая никогда не допускает на этом основании достаточную ясность. Как образуется ТбО без того, чтобы получилость раковое тело фашиста в нас или опустошенное ТбО наркомана, параноика или ипохондрика? Как различить эти три Тела? Арто постоянно смело ставит [перед собой] эту проблему. Экстраординарное сочетание: Для того, чтобы покончить с судом Божьим: он начинает с того, что проклинает раковое тело Америки, тело войны и денег; он объявляет страты которые он называет «сраными»; он противопоставляет им настоящий План, несмотря на то, что это крошечный ручеек Тараумара, пейотль; но он также знает об опасностях слишком брутальной, неосторожной дестратификации. Арто постоянно ставит перед собой все эти проблемы, и течет там. Письмо Гитлеру: «Шер мсье, в 1932 году в кафе Идер в Берлине я показал вам один из вечеров, где мы познакомились незадолго до того, как вы взяли власть, установленные преграды на карте, которая была всего лишь картой географа, против меня, силовое действие, ориентированное в определенном числе направлений, которые вы мне обрисовали. Сегодня, Гитлер, я поднимаю преграды, которые вы мне поставили! Парижанам нужен газ. Ваш А. А. – P. S. Понятно, что это едва ли приглашение, это предупреждение… [20]». Это не просто географическая карта, но нечто напоминающее карту интенсивностей ТбО, где преграды обозначают пороги и газ, и волны или потоки. Даже если Арто не удалось сделать это для себя, определенно, что через него что-то получилось для нас всех. ТбО – это яйцо. Но не регрессивное: наоборот, оно par excellence, мы всегда захватываем его с собой как свою собственную среду эксперимента, его привлеченную к участию среду. Яйцо – это среда чистой интенсивности, spatium и не extensio, интенсивность Ноль как принцип производства. Существует фундаментальная сходимость (convergence) науки и мифа, эмбриологии и мифологии, биологического и психического, космического яйца: яйцо всегда обозначает эту интесивную реальность, не недифференцированный, но такой, где вещи, органы становятся различимыми только через перепады, блуждания, зоны соседства. Яйцо – это ТбО. ТбО не «до» организма, оно примыкает и постоянно делается. Если оно связано с детством, то не в том смысле, когда взрослый регрессирует до ребенка, и ребенок до Матери, но в смысле, когда ребенок, такой как близнец догон, который приносит с собой кусок плаценты матери, вырывает из органической формы Матери интенсивную и расслоенную материю, которая, наоборот, образует непреодалимый разрыв с его настоящими прошлым, опытом, экспериментом. ТбО блокирует детство, становление, противоположное воспоминанию о детстве. Оно не является ребенком «до» взрослого, ни матерью «до» ребенка: оно является строгой одновременностью взрослого, ребенка и взрослого, их картой сравнительных плотностей и интенсивностей, и всех вариаций на этой карте. ТбО является именно этой зародышевой плазмой (совокупностью генеративных клеток), здесь не может быть ни родителя, ни ребенка (органическое представление). Это то, что Фрейд не понял у Вайссмана: ребенок как зародышевый современник родителей. Так что тело без органов никогда не является твоим, моим… Это всегда одно-единственное тело. Оно не более проективно, как и регрессивно. Это инволюция, но созидательная и всегда современная. Органы распределяются на ТбО: но, именно, они распределяются на нем вне зависимости от формы организма, формы становятся случайными, органы больше ничто иное, как произведенные интенсивности, потоки, пороговые величины и перепады. «Один» живот, «один» глаз, «один» рот: неопределенному артиклю не не хватает ничего, он не неопределенный или недифференцированный, но выражает чистую заданность интенсивностей, интенсивное различие. Неопределенноый артикль – это проводник желания. Речь совсем не идет о раздробленном на части, расколотом теле или органах без тела (ТбО). ТбО – это как раз обратное. Нет никаких расчлененных органов по отношению к утраченному единству, ни возвращения к недифференцированности, [если сравнивать ее] c дифференцируемой тотальностью. Существует распределение интенсивных мотивов (raisons) органов с их позитивными неопределенными артиклями в лоне определенного коллектива или множественности, в устройстве (agencement) и следуя машинным сочленениям, действующим на ТбО. Logos spermaticos. Ошибка психоанализа в том, чтобы понимать феномены тела без органов как регрессии, проекции, фантазмы в соответствии с образом тела. Под этим он не улавливает ничего кроме теневой стороны (изнанки), уже составленной из фотографий членов семьи, детских воспоминаний и частичных объектов, для мировой карты интенсивности. Он ничего не понимал в яйце, ни в неопределенных артиклях, ни в со-временности среды, которая постоянно делает себя. ТбО – это желание, это его и через него мы желаем. Не только потому, что он является планом консистенции или полем имманенции желания: но даже когда оно проваливается в пустоту брутальной дестратификации, или в [слишком] быстрый рост раковой страты, оно остается желанием. Желание идет вплоть до того, чтобы то желать своего собственного уничтожения, то желать того, у чего имеется мощность уничтожения. Желание денег, желание войны, полицейское, Государства, желание-фашист, даже фашизм является желанием. Желание есть всегда, когда происходит образование ТбО в одном отношении или другом. Это не проблема идеологии, но чистой материи, феномена физической, биологической, психической, социальной или космической материи. Вот почему материальная проблема шизоанализа состоит в том, чтобы знать есть ли у нас средства сделать выборку, отделить ТбО и его дубли: стекловидные пустые тела, раковые, тоталитарные и фашистские тела. Испытание желания: не изобличать ложные желания, но ясно отличать в желании то, что отсылает к пролиферации страты, либо к слишком брутальной дестратификации, и то, что отсылает к образованию плана консистенции (следить вплоть до того, как [начнет образовываться] фашист в нас, и также суицидник или сумасшедший). План консистенции – это не просто то, что образовано всеми ТбО. Есть и такие, которые он отбрасывает, это тот, кто делает выбор вместе с абстрактной машиной, которая его прочерчивает. И даже в пределах одного ТбО (мазохистское, наркоманское тело, и т.д.) отличить то, что сообразуется или нет на этом плане. Фашистское использование наркотика или суицидальное, но также возможность его использования соответствующим плану консистенции образом? Даже паранойя: возможность сделать из нее частично такое использование? Когда мы ставим вопрос о совокупности всех ТбО, взятых как субстантные [21] аттрибуты единой субстанции (attributes substentiels d'une substance unique), в строгом смысле следовало бы принимать в расчет только в смысле плана. Это он образует совокупность отобранных наполненных ТбО (не существует позитивной совокупности с пустыми или раковыми телами). Какова природа этой совокупности? Исключительно логического порядка? Или необходимо сказать, что ТбО в своем роде производит эффекты идентичные или аналогичные эффектам других в свойственном им роде? То, чего достигает наркоман, то, чего добивается мазохист, все это могло бы быть получено иным способом в условиях плана: в крайнем случае, употреблять наркотики без наркотиков, напиться чистой водой, как в эксперименте Генри Миллера? Или еще: идет ли речь о реальном переходе субстанций, интенсивной непрерывности всех ТбО? Несомненно все возможно. Мы скажем только то, что идентичность эффектов, непрерывность родов, совокупность всех ТбО, не могут быть достигнуты на плане консистенции иначе, чем с помощью абстрактной машины, которая могла бы покрыть и даже прочертить через устройства способные подключиться к желанию, взять на себя по существу (ответственным образом) желания, обеспечить непрерывные соединения, поперечные связи. В противном случае ТбО плана останутся разделенными в своем роде, маргинализированными, сведенными к крайним средствам, тогда как на «другом плане» будут торжествовать победу раковые или опустошенные дубли.

----------------------------------------------------------
примечания:

1. Представленный фрагмент прочитан Антоненом Арто по радио.
2. William Burroughs, Le festin nu, Gallimard, p. 146.
3. Оппозиция программа-фантазм появляется в чистом виде у М'Узан по поводу одного случая мазохизма: см. La sexualite perverse, Payo, p. 36. Несмотря на то, что он не настаивает на оппозиции, М'Узан пользуется значением программы для того, чтобы поставить под вопрос темы Эдипа, тревоги и кастрации.
4. Прим. пер. monnayer (фр) – превращать в деньги
5. См. описание круга и обращения мяса в американской семье, Левин, «Психологическая экология», Динамическая психология, PUF., pp. 228-243.
6. Dalcq, L'?uf et son dynanisme organisateur, Albin Michel, p. 95: «Формы являются случайными отноcительно кинематического движения. Что касается отверстия, то это второстепенный момент, вваливается он или нет. Единственное, что имеет значение – это сам процесс иммиграции, и именно чистые хронологические и качественные вариации дают возможность вместо впячивания [образоваться] отверстию, расщелине или примитивной линии».
7. Burroughs, Le festin nu, р. 21.
8. Во французском языке слово un manque имеет несколько оттенков: 1. формально имеется ввиду отсутствие чего-либо, недостающего до целостности; 2. этически как слабость; 3. медицинский смысл как наркотическая зависимость; 4. игровой смысл как промах в игре, осечка…
9. Jouissance (фр.) 1) пользование (например, землепользование, личное пользование и т.д.); 2) наслаждение, утеха.
10. Roger Dupouy, «Du masochisme», Annales medico-psycologiques, 1929, II, р. 397 – 405.
11. Inne – врождённый, природный
12. О куртуазной любви и ее радикальной имманентности, отказывающейся одновременно и от религиозной трансендентности и от гедонистского внешнего, см. Рене Нелли, Эротика трубадуров, 10-18, особенно I, стр. 267, 316, 358, 370, II, стр. 47, 53, 75. (И I, стр. 128: одно из наибольших различий между рыцарской любовью и куртуазной состоит в том, что «для рыцарей ценность, благодаря которой они заслуживают любви, является всегда внешней по отношению к любви», тогда как в куртуазной системе, испытание является принципиально внутренним по отношению к любви, воинское достоинство дает место «сентиментальному героизму»: это мутация машины войны).
13. Ван Гулик, Сексуальная жизнь в древнем Китае… и комментарий Ж.-Ф. Лиотар Либидинальная экономика,…
14. Французское слово formation при переводе на русский вскрывает несколько смысловых контекстов 1. формальный: образование, формирование, соз(и)дание; возникновение; 2. педагогический: подготовка, воспитание, обучение; 3. социальный: формация ( общественная ); уклад; 4. естественно-научный (а именно, геологический): формация; отложения; 5. политический: группа, партия; 6. военно-игрово-спортивный: построение, строй; войсковое соединение, часть; строй, тактическое построение команды; (спортивная) команда.
15. Gregory Bateson, Vers une ecologie de l'esprit, pp. 125-126.
16. Jugement de Dieu – суд Божий, суждение божественное/абсолютное суждение
17. Signification - 1) значение, смысл; 2) уведомление о решении суда; вручение судебным исполнителем
18. Помимо смысла субъект, sujet имеет значение сюжет, тема, предмет.
19. Арто, Тараумара, т. IX, стр. 34-35.
20. См. Cause commune, n 3, oct. 1972.
21. Качественные, питательные