Из книги ПЬЕР АДО «ДУХОВНЫЕ УПРАЖНЕНИЯ И АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ» - М.-СПб, 2005, сс. 199-211.


По своему этимологическому значению слово конверсия (лат. conversid) означает «обращение вспять, переворот», «изменение направления». Таким образом, это слово служит для обозначения всякого вида переворачивания или переложения, перестановки, транспонирования. В логике оно употребляется для обозначения операции, при помощи которой переставляются в обратном по-рядке термины предложения. В психоанализе оно использовалось для обозначения «транспонирования психического конфликта и попытки разрешения конф-ликта в соматических, моторных или сенситивных сим-птомах» (Лапланш, Понталис. Словарь по психоанализу; Laplanche, Pontalis. Vocabulaire de la psychanalyse). В данной статье мы будем изучать конверсию в ее религиозном и философском значении; речь будет идти об измене-нии ментального порядка — от простого изменения мнения до полного преобразования личности. Латин-ское слово conversio соответствует фактически двум гре-ческим словам с разным смыслом — epistrophe, что озна-чает «изменение ориентации» и подразумевает идею возврата (возврат к первоначалу, возврат к себе), и metanoia, что означает «изменение мысли», «раскаяние» и подразумевает идею мутации и возрождения. То есть в понятии конверсии имеется внутреннее противопо-ставление между идеей «возврата к первоначалу» и иде-ей «возрождения». Эта полярность верности-разрыва наложила глубокую печать на западное сознание с на-чалом эпохи христианства.
Несмотря на то, что то общераспространенное пред-ставление о феномене конверсии является достаточно стереотипным, этот феномен тем не менее подвергся определенной исторической эволюции и может проявляться в большом количестве различных форм. Поэто-му его нужно изучать во многих ракурсах: психосоцио-логическом, социологическом, историческом, теологи-ческом, философском. На всех этих уровнях феномен конверсии отражает непреодолимую двойственность человеческой реальности. С одной стороны, он свиде-тельствует о свободе человеческого существа, способного полностью преобразовываться, по-новому истол-ковывая свое прошлое и свое будущее; с другой сторо-ны, раскрывает, что это преобразование человеческой реальности происходит от нашествия внешних сил по отношению к «я», идет ли речь о божественной благодати или о психосоциальном принуждении.)»Можно сказать, что идея конверсии представляет собой одно из понятий, учреждающих западное сознание: и в са-мом деле, можно представить себе всю историю Запада как непрестанно возобновляемое усилие для совершен-ствования техник «конверсии», то есть приемов, пред-назначенных для преобразования человеческой реальности, либо приводя ее к первоначальной сущности (конверсия-возврат), либо радикально изменяя ее (конверсия-мутация, конверсия-перемена).
I Исторические формы обращения
Дохристианская античность
В античности феномен конверсии предстает не столько в религиозном порядке, сколько в политиче-ском и философском порядках. Дело в том, что все ан-тичные религии (кроме буддизма) являются религиями равновесия, если заимствовать выражение у Ван дер Леува: обряды обеспечивают там некоторый род обмена услугами между Богом и человеком. Внутренний опыт, который мог бы отвечать этим обрядам, быть для них в некотором роде психологической подпочвой, не играет принципиально важной роли. То есть эти ре-лигии не требуют для себя всей полноты внутренней жизни своих приверженцев, они веротерпимы в той мере, в какой допускают рядом с собой многочислен-ность иных обрядов и культов. Иногда отчетливо за-метны факты своего рода пропаганды, как, например, распространение дионисийских культов, или, в конце античности, распространение оккультизма. Эти религи-озные движения дают место экстатическим феноме-нам, в которых бог овладевает посвященным. Однако, даже в этих крайних случаях нет полной и исключи-тельной «конверсии». Только, может быть, буддийское просветление приобретает характер глубокого потрясе-ния всего индивида. Вот почему надписи индийского короля Ашоки (268 г. до Р. X.) представляют такой ин-терес. Здесь мы видим, что король делает аллюзию на свое собственное обращение в буддизм, но также на моральное преобразование, совершившееся у всех его подданных вследствие его просветления.
Люди античной Греции переживают опыт конверсии в основном в политической сфере. Практика судебного и политического спора в демократии раскрыла для них возможность «изменить душу» соперника ловким обра-щением с языком, употреблением методов убеждения. Приемы риторики, искусство убеждения постепенно проходят свое становление и понемногу кодифициру-ются. Они открывают политическую силу идей, цен-ность «идеологии», если употреблять современное вы-ражение. Пелопонесская война представляет собой пример такого политического прозелитизма.
Еще более радикальной, но менее распространенной является философская конверсия. Она, кстати, в своих первоистоках тесно связана с политической конверсией. Действительно, платоническая философия принципи-ально представляет собой теорию политического обра-щения: чтобы изменить город, нужно преобразовать людей, но только философ реально способен на это, по-тому что он сам является «обращенным». Здесь впервые появляется перед нами размышление о понятии конвер-сии {Государство, 5 i8c). Сам философ обращен, потому что он смог отвести свой взгляд от теней чувственного мира, чтобы повернуть его к свету, истекающему от идеи блага. И всякое воспитание есть обращение. Всякая душа имеет возможность увидеть этот свет блага. Но ее взгляд плохо ориентирован, и задача воспитания состоит в том, чтобы обратить этот взгляд в правильном направлении. За этим последует полное преобразование души. Если фи-лософы управляют полисом, весь полис целиком будет, таким образом, «обращен» к идее Блага. После Платона в стоической, эпикурейской и неоплатонической шко-лах речь будет больше идти не о том, чтобы обратить го-род, а об обращении индивидов. Философия становится в основном актом обращения. Эта конверсия является событием, вызванным в душе слушателя словом фило-софа. Она соответствует полному разрыву с обычным об-разом жизни: изменение костюма и часто пищевого ре-жима, иногда отказ от политических дел, но особенно полное  преобразование моральной жизни, упорная практика многочисленных духовных упражнений. Та-ким образом, философ приходит к спокойствию души, к внутренней   свободе,   одним   словом,   к   блаженству. В этой перспективе философское учение склонно при-нимать форму предсказания, проповеди, в которой спо-собы риторики или логики поставлены на службу обра-щения душ. И античная философия никогда не была по-строением абстрактной системы, но представала как призыв к конверсии, через которую человек снова обретет свою первоначальную природу (epistrophe) в резком от-решении от того извращения, в котором живет простой смертный, и в глубоком потрясении всего существа (это уже metanoia).
Иудаизм и христианство
Внутренний опыт конверсии достигает своей наивыс-шей интенсивности в религиях «несчастного сознания», если употреблять выражение Гегеля, то есть в таких религиях, как иудаизм и христианство, где наблюдает-ся разрыв между человеком и природой и нарушено равновесие обменов между человеческим и божествен-ным. Религиозное обращение приобретает в этих ре-лигиях радикальную и всеобъемлющую форму, что сближает его с философской конверсией. Но оно при-нимает форму абсолютной и исключительной веры в слово и спасительную волю Бога. В Ветхом Завете Бог устами пророков часто приглашает свой народ «обра-титься», то есть повернуться к нему, возвратиться к до-говору, некогда заключенному на Синае. То есть тут тоже конверсия, с одной стороны, является возвратом к первоистоку, к идеальному и совершенному состоянию (epistrophe), с другой стороны, вырыванием из состояния извращения и греха, покаянием и сокрушением, пол-ным потрясением существа в вере в слово Божие (metanoia).
Христианская конверсия также является epistrophe и metanoia, возвратом и возрождением. Но она располага-ется, по крайней мере, в своем первоистоке в эсхатоло-гической перспективе: нужно раскаяться перед гря-дущим Божьим судом. Внутреннее событие тут, впро-чем, неразрывно связано с внешним событием: обряд крещения соответствует возрождению во Христе, и обращение есть внутренний опыт этого нового рожде-ния. Христианское обращение вызвано верой в Божие Царство, возвещенное Христом, то есть во вторжение божественной сущности, проявляющейся в чудесах исполнения пророчеств. Эти божественные знамения будут первыми факторами обращения. Но скоро хрис-тианская проповедь, адресуясь к греко-римскому миру, усвоит многочисленные темы философской пропове-ди, и оба типа конверсии будут иметь тенденцию на-кладываться друг на друга, как это четко проявляется в следующем тексте Климента Александрийского. Ком-ментируя евангельское слово: «Кто потеряет свою душу, обретет ее», Климент пишет: «Стоики говорят, что обращение души к вещам божественным происхо-дит вследствие некоего в ней поворота, ибо она от гре-ха обращается к мудрости, (г) По Платону же, душа, после блуждания по сфере, где господствует лишь слабое мерцание дня, возносится в область высшего света» {Stmmates, IV, VI, (28, 1).
Миссии,религиозные войны, пробуждения
Всякая доктрина (религиозная или политическая), которая требует от своих приверженцев полного и аб-солютного обращения, провозглашает себя универсаль-ной и, соответственно, миссионерской; она использует проповедование, апологетику, и, уверенная в своем ис-тинном праве и в своей истине, может уступить соблаз-ну навязать себя насилием. Связь между конверсией и миссией уже заметна в буддизме. Но она особенно чет-ко проявляется в христианстве и в других религиях, которые рождаются после христианской эры. Движе-ния экспансии христианства и ислама хорошо извест-ны. Но не нужно забывать необычайный подъем мани-хейских миссий: с IV по VIII века они распространятся от Персии до Африки и Испании на восток, и до Китая на запад.

Эволюция методов обращения в истории миссий ос-тается малоизвестной. Христианские миссии, напри-мер, принимали крайне различные формы в зависимо-сти от стран и эпох. Миссионерские проблемы носили самый разнообразный характер в эпоху Григория Ве-ликого, в эру великих открытий, во времена колониа-лизма и в период деколонизации.
Феномен обращения также проявляется в движениях реформации и в религиозных «пробуждениях». Движе-ния реформации рождаются из конверсии реформато-ра, который хочет снова найти и снова открыть для себя первоначальное и истинное христианство, отбра-сывая искажения, заблуждения и грехи традиционной церкви: здесь есть одновременно «возврат к первоис-токам» и «новое рождение». Обращение реформатора влечет за собой другие формы обращения через присо-единение к реформированной Церкви, то есть к рели-гиозному обществу, структура, обряды, практики ко-торого прошли очищение. В религиозных «пробужде-ниях» (методизм, пиетизм) также в начальной точке возникает конверсия религиозной личности, которая хочет вернуться к подлинному и к сущностному, но в этом случае конверсии представляют собой не столько присоединение к новой Церкви, сколько вступление в сообщество, где Бог начинает чувствоваться сердцем, где является дух. Этот общинный религиозный опыт может дать место явлениям коллективного энтузиазма и экстаза; он всегда сопровождается экзальтацией ре-лигиозной чувствительности.
Если политическая или военная сила ставится на службу религии или конкретной идеологии, она стремится использовать насильственные методы кон-версии, принимающие более или менее интенсивный характер, от пропаганды до преследований, религиоз-ной   войны   или   крестового   похода.   История   дает изобилие примеров таких навязанных конверсии: обра-щение саксов Карлом Великим, священная мусульман-ская война, обращение евреев Испании, походы Людо-вика XIV, современные промывания мозгов. Потреб-ность завоевания душ всеми способами является, может быть, фундаментальной характеристикой запад-ного ума.
II Различные аспекты феномена
Под каким бы углом мы ни затрагивали феномен обращения, свидетельства и документы нужно исполь-зовать с большими предосторожностями. И в самом деле, имеется «стереотип конверсии». Традиционно конверсия изображается по определенной устойчивой схеме, в которой, например, противопоставляются долгие нащупывания и заблуждения жизни, предше-ствующей конверсии, и решающее внезапное просвет-ление.
В частности, в истории этого литературного жанра капитальную роль сыграла Исповедь Августина. Этот сте-реотип грозит оказать свое влияние не только на способ изложения конверсии, но и на способ ее пере-живания.
Психофизиологические аспекты
Первые психологические исследования феномена конверсии восходят к концу XIX и началу XX века. Конверсия истолковывалась в перспективе тогдашних теорий как полная переработка поля сознания, вызван-ная вторжением сил, исходящих из подсознания (У. Джеймс). Именно в эту эпоху были собраны мно-гие свидетельства и документы.
Современное исследование скорее рассматривает фи-зиологические аспекты феномена. Изучается влияние физиологического кондиционирования (использование условных рефлексов), или церебральной хирургии (лоботомия) на преобразование личности. Некоторые политические режимы уже использовали психофизио-логические методы для «обращения оппозиционеров» («промывание мозгов»).
И, наконец, в психоаналитической перспективе, изоб-ражение «возврата к первоистокам» и «нового рожде-ния» может быть истолковано как форма стремления вернуться в материнское лоно.
Социологические аспекты
В социологической перспективе конверсия представ-ляет собой исторжение из определенной социальной среды и присоединение к новой общности. В этом заключается крайне важный аспект феномена. И в са-мом деле, это изменение социальных привязанностей может сильно способствовать приданию событию кон-версии кризисного характера, и оно частью объясняет вытекающее из него потрясение личности: преобразо-вание поля сознания неразрывно связано с преобразо-ванием окружающей среды, Umwelt. Современные мис-сионеры могли воочию наблюдать всю остроту той драмы, какой было обращение в христианство для чле-на племенного сообщества, вырванного из своей жиз-ненной среды. Эта проблема вставала почти постоянно в истории миссий. В общем плане, переход от одного сообщества к другому сопровождается нравственными терзаниями (ощущение предательства и покидания се-мейной или национальной традиции) и трудностями адаптации (впечатление отрыва от своей страны) и понимания. С другой стороны, возможно, что оторван-ные от своих корней индивидуальности, которые по той или иной причине на время или окончательно вырваны из  своей родной  среды,  становятся  более расположенными, чем другие, к такой конверсии. И, напротив, нужно отметить, что один из наиболее мощных движущих факторов конверсии находится в притяжении принимающего сообщества, в той атмос-фере благонравия и харизмы, которая может там ца-рить: так было в случае первоначального христианства, и это также касается некоторых общин, появившихся из движений религиозного «пробуждения». Влияние таких общин сопровождается явлением контаминации, способным к очень быстрому распространению.
Религиозные аспекты
Феномен конверсии характеризует в основном рели-гии «разрыва», в которых инициатива Бога вторгается в мир и вводит радикальную новизну в ход истории. Сло-во, адресуемое Богом человеку, часто записанное в свя-щенной книге, требует абсолютного присоединения, полного разрыва с прошлым, посвящения всего суще-ства. Эти религии суть миссионерские, потому что они провозглашают себя универсальными и требуют для себя всей личностной полноты человека. Конверсия там является «повторением», не только в смысле ново-го старта, возрождения, но также в смысле повторения первоначального события, на котором основывается религия обращения; это вторжение божественного в ход истории, которая повторяется в индивидуальной истории. Конверсия здесь также принимает смысл нового творения, если правильно то, что акт первона-чального творения был абсолютной божественной инициативой. Августин в своей Исповеди (XII) отожде-ствляет движение, через которое материя, созданная Богом, получает просветление и формирование и обращается к Богу, с движением, через которое его душа вырвалась из греха, была просветлена и поверну-лась к Богу.
Помещая теорию конверсии в более общую перспек-тиву теологии творения, Августин указывал путь, кото-рый позволил бы разрешить теологическую проблему обращения: как примирить человеческую свободу и божественную инициативу? В теологии акта творения все есть «милость», поскольку все зиждется на свобод-ном решении и абсолютной инициативе Бога. Значит, акт конверсии полностью свободен, но его свобода, как всякая реальность, сотворена Богом. Тайна Божией благодати, в конечном счете, отождествляется с тайной божественной трансцендентности.
Философские аспекты
В античности философия была главным образом об-ращением, то есть возвратом к себе, к своей настоящей сущности, путем насильственного вырывания из от-чуждения бессознательности. Именно исходя из этого фундаментального факта и развивалась западная фило-софия. С одной стороны, она старалась разработать физику или метафизику конверсии. С другой стороны, и в основном, она всегда оставалась духовной деятель-ностью, имеющей характер настоящей конверсии.
Еще античная философия предлагала физику или метафизику конверсии. Как это возможно, чтобы душа вернулась к самой себе, обратилась к себе, снова обрела свою первоначальную сущность? Именно на этот скры-тый вопрос и отвечали стоическое и неоплатоническое учения. Для стоиков именно сама чувствительная ре-альность наделена этим движением конверсии. Целая Вселенная, живая и разумная, оживляемая Логосом, была наделена вибрационным движением, идущим из-нутри вовне и из внешнего к внутреннему. Конверсия философской души была, таким образом, согласована с конверсией Вселенной, и, в конце концов, с универсаль-ным Разумом. Для неоплатоников только настоящая реальность, то есть духовная реальность, способна на это движение, которое является движением мысли-тельности. Для самоосуществления ум выходит из самого себя, чтобы вернуться к самому себе, он экстати-руется в жизнь и снова обретает себя в мысли. Эта схе-ма будет доминирующей для всех диалектических философий.
Для Гегеля история есть Одиссея ума, а заданная история в философии — это возврат ума внутрь самого себя (Erinnerung), и под этим нужно понимать его обращение, которое Гегель, верный в этом духу хрис-тианства, отождествляет с искупительным актом, си-речь страстями Человеко-Бога: «Принятая история, это возврат к внутреннему, и Голгофа абсолютного ума, дей-ствительность, истинность и уверенность в своем троне, без которого он был бы одиночеством без жиз-ни» (последняя фраза Феноменологии духа). По Марксу, именно человеческая реальность наделена этим дви-жением отчуждения и возврата, извращения и обраще-ния: «Коммунизм есть возврат человека к себе <...>, осуществленный путем эволюции, совершавшейся до сих пор» [1].
Больше и лучше, чем теория конверсии, философия всегда сама оставалась главным образом актом конвер-сии. Можно проследить формы, в которые облекается этот акт на протяжении всей истории философии, рас-познать его, например, в картезианском cogito, в amor intellectualis Спинозы, или же еще в бергсоновской интуи-ции длительности. Во всех этих формах философское обращение есть вырывание и разрыв по отношению к повседневному, к знакомому, к ложно-естественной установке здравого смысла; оно есть возврат к первона-чальному и к первоисточнику, к подлинному, к внут-ренности, к сущностному; оно есть абсолютное новое начало, новая исходная точка, преобразующая прошлое и будущее. Эти же черты можно найти в со-временной философии, в частности, в феноменологи-ческой редукции, предложенной Гуссерлем, Хайдегге-ром и Мерло-Понти — каждым по-своему. В каком бы аспекте она ни представала, философская конверсия есть доступ к внутренней свободе, к новому восприя-тию мира, к подлинному существованию.
Феномен обращения раскрывает особенным образом непреодолимую двойственность человеческой реаль-ности и необозримую множественность систем толко-вания, которые можно к ней применить. Кто-то увидит в конверсии знак божественной трансцендентности, от-кровения благодати, на которой зиждется единствен-ная настоящая свобода. Другие — чисто психофизиоло-гический или социологический феномен, изучение ко-торого возможно позволило бы совершенствовать приемы внушения и методы преобразования личности. Философ же будет думать, что единственным настоя-щим преобразованием человека является философское обращение.

[1] К.   Маркс.   Политическая  экономия  и  философия.   1844 (рукопись).

Литература
R. Allier. Psychologie de la conversion chez lespeuples поп civilises. Paris, 1925.
A. Billete. Re'cits et realites d'une conversion. Montreal, 1975.
J. Bloch. Les Inscriptions d' As oka. Paris, 1950.
L. Brunschvigg. De la vraie et de lafausse conversion. Paris, 1950.
W. James. The Varieties of Religious Experience II Gifford Lec-ture. 1902; trad, fr: Paris, 1906.
С Keysser. Eine Papua-Gemeinde. Neuendettelsau, 1950.
A. D. Nock. Conversion. The Old and the New in Religion from Alexander the Great to Augustine of Hippo. Oxford, 1933.
W. Sargant. Pbysiologie de la conversion religieuse et politique {Battle for the Mind. A Physiology of Conversion and Brain-Washing). Paris, 1967.
D. Schlumberberg, L. Robert, A. Dupont-Sommer, E. Benve-niste. Unebilinguegreco-arameenned'Asoka. Paris, 1958.
G. van der Leeuw. La Religion dans son essence et manifestations. Paris, 1948.
J. Warneck. Die Lebenskrdfte des Evangeliums. Missionserfahrungen innerhalb desanimistischen Heidentums. Berlin, 1908.