Анатолий Власов о первом в России философском кафе
Так сложились обстоятельства, что в год 300-летия Петербурга я стал основателем и модератором первого российского философского кафе, которое в наше спутанное время и могло открыться, по-видимому, только в Петербурге. Этому предшествовала история, связанная с моим прежним пребыванием во Франции в период 1992-1998 гг. Начиная с 1993 года я стал посещать кафе с названием "Кафе маяков", расположенное в Париже на площади Бастилии. Это кафе известно как первое французское философское кафе или сокращенно по-французски "кафе-фило". В кафе-фило проводятся регулярные обсуждения, обычно раз в неделю, на любую тему, предложенную участниками, среди которых есть и завсегдатаи, так и просто случайные посетители. При этом обязательным условием является проведение обсуждения в форме философского дискурса, что, в определенной мере, обеспечивается модератором обсуждения, который, впрочем, не обязательно является профессиональным философом. Для меня кафе-фило стало открытием жизненной важности, так как после моего прибытия во Францию в 1992 году я безуспешно искал в Париже интеллектуальную среду, где я мог бы получить доступ к источнику так называемого картезианского духа. Несколько случайных посещений семинаров на философском факультете Сорбонны не представили для меня особенного интереса. В Сорбонне, впрочем, как и в других академических заведениях, университетская философия занималась своими "профессиональными" проблемами, погружаясь в детали, обыгрывая нюансы и нюансы нюансов. Причем, у меня сложилось впечатление, может быть поверхностное, что картезианство, как определенный стиль рассуждений, уделяет слишком большое внимание самой форме рассуждений. Для картезианца "как" имеет такую же важность, а может быть и большую, чем "что". Поэтому содержание картезианского дискурса помещается в такую рафинированную и вычурную оболочку, что иногда, начиная с какого-то момента, точно уже не знаешь, о чем, собственно, сам дискурс. Впрочем, потом возникает ощущение, что знать это и необязательно. Ценится игра слов самих по себе, и французский язык, очень богатый и нюансированный язык, участвует в этой игре в полной мере. Виктор Гюго был, наверное, прав, говоря: "Форма это содержание, которое поднимается на поверхность". В "Кафе маяков" я нашел то, что я искал - место встречи с симпатичными людьми, использующими форму самоорганизации, чтобы противостоять конформистскому мышлению и обыденному сознанию. Они задавались вопросами, не предполагающими ответов, и интересовались проблемами, заведомо непрактическими. Люди, которые приходили в кафе-фило, представляли многоцветную палитру: они принадлежали различным поколениям, социальным слоям, нациям и культурам. Их статус, образ жизни, жизненный опыт были различны. То, что объединяло этих людей, это страсть философствовать. Философия для них являлась средством, дающим возможность содержательно размышлять над своими личными экзистенциальными проблемами и актуальными проблемами социума. Как сказал один из посетителей кафе-фило: "Наша цель перейти в наших обсуждениях от рефлексов к рефлексии, от мнений к идее." Состав посетителей кафе менялся, но были и постоянные участники. Мне запомнилось несколько наиболее характерных персонажей. Седые волосы, величественный вид, он относился, по всей видимости, к представителям либеральной профессии. Страстный любитель немецкой классической философии и русской литературы, предельно логичный, сохраняющий всегда хладнокровие, выступая в качестве арбитра в споре между не в меру разгоряченными оппонентами. Настоящая француженка, элегантная, хрупкая воительница, всегда готовая принять вызов от общества, где доминируют мужчины, расположенная больше слушать других, чем говорить, взволнованная и напряженная во время своих редких выступлений, о чем можно было судить, наблюдая за нервными движениями ее рук. Внешность Че Гевары и бунтарский дух 60-х годов, страстный борец против социальной несправедливости, технофоб, отрицающий рационализм в своих выступлениях, всегда очень эмоциональных, но выстроенных, впрочем, весьма рациональным образом. Всегда в поисках чего-то "запредельного", забытых древних традиций, которые, по его глубокому убеждению, должны возродиться, чтобы спасти падший мир. Мужчина с округлым брюшком, кого французы обычно зовут "bon vivant", то-есть любитель хорошо пожить, для которого удовольствия, особенно связанные с телесными отправлениями, составляют неотъемлемую часть французского искусства жить, большой любитель хорошего вина, изысканной еды и раблезианского сарказма. Открыто и шумно выражает свое критическое отношение к слишком сложным рассуждениям по поводу достаточно простых, по его мнению, вещей. Поэт, одинокая душа, неловок, застенчив, пребывающий больше в мире воображаемом, чем реальном. В своих выступлениях, страстных и сумбурных, неожиданно вставляет критические замечания в адрес современных нравов, состояния умов и засилья мирового капитализма. Его поэзия медитативна, возвышенна, в поисках вечного и неуловимого. Иногда он цитирует поэтические отрывки и других авторов, например, Артюра Рембо: "Она обретена. Кто? - Вечность. Это море, слитое С солнцем." И много других людей наблюдал я тогда в кафе... Они приходили, спорили, шутили, хохотали, громко возмущались и уходили до следующего раза. --------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- В наше время человеческое общество становится все более сложно-организованным и дифференцированным. Трудности, связанные с его пониманием и интерпретацией, рождают в нас ощущение невозможности привнести смысл в этот Левиафан - общество, создателями которого мы все являемся, также как, в равной мере, являемся и его слугами и жертвами. Человеческое общество, как любая сложная система, обладает двумя диалектическими аспектами: универсальным и сингулярным. Универсальный аспект системы несет в себе консервативную тенденцию, функция которой состоит в обеспечении стабильности, преемственности, временной продолженности, в пределе, вечности системы. Сингулярный аспект системы связан с ее развитием, эволюцией, функция которой заключается в производстве из хаоса новой информации, новых вариантов и моделей, которые система или принимает, как образец для последующей мутации, или отвергает. В процессе конфронтации универсального и сингулярного общество, как система, сохраняется и развивается, стабилизируется и эволюционирует. [............................] Проблема легитимности социального консенсуса в этом случае весьма близка к проблеме истинности в науке. С одной только разницей, что истина ищется в мире вещей, а легитимность принадлежит исключительно миру людей. В каком-то смысле, можно рассматривать легитимность социального консенсуса как "социальную истину". В мире вещей истина помещается или вовне этого мира, как, например, идеальные формы, "эйдосы" у Платона в античности, или внутри его, согласно процедурам верификации повторных экспериментов в позитивной науке наших дней. По аналогии, в человеческом мире социальный консенсус, "социальная истина" детерминируется или извне, как имманентная характеристика идеальной организации общества, как например, Республика у Аристотеля, или изнутри, через определенные установленные процедуры, например, демократические выборы в современном либеральном обществе. В любом случае, "социальная истина" не существует априори, а постоянно конституируются в общественной сфере через дискурсы граждан в ходе обсуждения. Таким образом "социальная истина" появляется во время и после дискурса, но не ранее. Это значит, что легитимность социального консенсуса возникает не в процессе движения к абсолютной "социальной истине", но зависит исключительно от эффективности организации самого дискурса, с точки зрения репрезентативности в нем волеизъявлений всех, то-есть определяется уровнем демократичности самого дискурса. Иными словами, социальный консенсус становится легитимным не в силу того, что он адекватно выражает предустановленное кем-то или чем-то общее волеизъявление, а потому что этот консенсус возникает через демократический дискурс, где представлены волеизъявления всех. Исходя из этого, обеспечение демократического дискурса в общественной сфере имеет для общества принципиально важное значение. В прошлом демократический дискурс проявлялся в различных формах: движение ненасильственного сопротивления в Индии в эпоху колониализма; хиппи в Соединенных Штатах в 60-ых годах, протестующие против войны во Вьетнаме; коммуны "Нового Века", отвергающие современное общество потребления; организации "Зеленый Мир" и "Международная Амнистия", выступающие против загрязнения планеты, политической и социальной несправедливости. В наше время к ним можно отнести движение антиглобалистов, основанные на электронных средствах коммуникации акции флэшмоба и, как мне кажется, феномен --------------- кафе-фило. --------------- Кафе-фило являются манифестацией демократического дискурса. Они выражают спонтанную реакцию людей, ищущих точки отсчета в условиях радикальных и быстротекущих изменений экономических и социальных структур современного общества. Кафе-фило являются, в каком-то смысле, групповой "философотерапией", участники которой, критически воспринимая современное общество, встречаются, чтобы подвергнуть критическому осмыслению свою идентичность, ментальность, ценностные ориентиры, используя при этом интеллектуальную синэнергию работы в группе. Новые идеи и концепции, возникающие на уровне индивидуального сознания и генерируемые самими индивидами, могут и должны повлиять на коллективное сознание и способствовать появлению нового видения, новой этики и системы ценностей более адекватных новым условиям человеческого существования. Кафе-фило - это современная агора, общественное место, где индивиды собираются, чтобы выработать новый социальный консенсус средствами демократического дискурса. Первое кафе-фило "Кафе маяков" появилось на площади Бастилии в Париже в 1992 году по инициативе французского философа Марка Соте (Marc Sautet), написавшего впоследствие книгу "Кафе для Сократа". В настоящее время можно найти на сайте французской Ассоциации кафе-фило (www.philos.org) адреса около сотни кафе в Париже и его окрестностях и более сотни кафе на остальной территории Франции. Около восьмидесяти кафе уже функционируют вне Франции, в Западной Европе, США, Канаде, Австралии, Центральной и Южной Америке, Японии и Китае. В 2002 году я вернулся в Россию и обосновался в Санкт-Петербурге, где мне пришла идея организовать кафе-фило, по сути дела, первое российское философское кафе. Сам я москвич, и мои контакты с петербургской интеллектуальной средой были ограничены. Однако, с помощью моих петербургских друзей мне удалось заинтересовать идеей кафе-фило ряд молодых петербургских философов, которые приняли активное участие в ее реализации. Аспирант Миша, специализирующийся по философии Делеза, нашел площадку для кафе-фило в помещении кафе Техно-Арт Центра на Пушкинской, 10 (www.tac.spb.ru). Масс-медийный философ Алла согласилась выступать вместе со мной модератором проведения обсуждений. Социальный философ Александр, хоть и редко появлялся в самом кафе, но поддерживал идеологически и обещал бывать чаще. В конечном итоге, обсуждения в кафе-фило стали проводиться регулярно каждую субботу, с 3 до 6. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Опыт проведения около десятка таких обсуждений оказался несколько неожиданным. В зависимости от состава участников существенно менялся характер обсуждение, балансируя между двумя крайностями. Иногда обсуждение носило узко профессиональный, предназначенный только для философов, характер с использованием жаргонного дискурса, исключающем для непрофессионалов возможность участия в обсуждении. Философское кафе становилось, таким образом, кафе для философов, местом закрытым и герметичным. В других случаях обсуждение скатывалось к разговорам "за жизнь" на уровне обыденного сознания, необоснованному критицизму "всех и вся", агрессивным перепалкам между оппонентами и бесконечному выяснению того, что же, в конце концов, обсуждается. Весьма трудным оказалось удерживаться в пространстве философской рефлексии, где философский инструментарий удавалось бы приложить к решению экзистенциальных проблем участников обсуждений. Неоднократно оспаривалась роль модератора, функция которого рассматривалась не в качестве организующего начала, а скорее как репрессивная, а потому бесполезная и даже вредная. Такую идиосинкразическую реакцию на любую форму организации можно объяснить, по-видимому, тяжелым советским тоталитарным прошлым. В ходе обсуждений, сомнения, лежащие в основе философских размышлений, демонстрировались намного реже, чем категорические утверждения, которые могли принимать, в пределе, форму пространных философских концепций и систем, представлявших воззрения их авторов обо всем на свете. Не обходилось от появления на обсуждениях фигур, претендующих на обладание сакральным знанием, которое излагалось ими в форме, близкой к Нагорной проповеди. Иногда в кафе-фило забредали молодые люди из мест весьма отдаленных, в том числе и из города Норильска, в поисках смысла жизни, похожие скорее на персонажей чеховского рассказа "Скучная история", чем на битников из "Дорожной истории" Джека Керуака. В последнее время появились во множестве студенты философского факультета Санкт-Петербургского Государственного университета, сильно помятые постмодернистскими концепциями и взыскующие к возврату телесности и здравого смысла. Несколько раз в кафе был с визитом человек по прозвищу "Итальянец", в прошлом известный петербургский диссидент, а ныне постоянно проживающий в Италии, который высказал мнение, что, если кафе-фило и сможет прижиться в России, в чем он сильно сомневается, то это произойдет только в Петербурге. Я тоже так думаю. Сейчас петербургское кафе-фило находится в процессе становления, поиска своего лица, содержания, аудитории. Этот западноевропейский демократический институт проходит свое испытание приживлением на национальную российскую почву. И потребуется время, чтобы стал виден конечный результат.

mailbox